Как искусство реагирует на стремительную цифровизацию? Можно ли найти «живое» в компьютерной графике и алгоритмах? Эти вопросы исследует художник Максим Свищев в своем проекте «Диджитал ТЕСТО», который стал итогом его арт-резиденции в Кидекше. Выставка развернулась в новом музейном пространстве Суздаля, где зрителей ждет уникальная мультимедийная инсталляция: вертикальный «колодец» 12×5 метров, наполненный звуком, изображением и пластическими объектами.
В беседе с нами Максим рассказал, почему тесто стало метафорой цифровой среды, как нейросети помогают создавать искусство и каким он видит будущее диджитал-культуры.
Как появилась идея «Диджитал ТЕСТА»? Почему тесто стало метафорой цифровой среды?
Я размышлял над названием, было много вариантов, но в итоге в сознании закрепилось именно это словосочетание, и я уже не мог от него отказаться. Для меня диджитал ассоциируется с чем-то холодным, отстраненным, технологичным. А тесто — теплое, родное, нежное, создающее ассоциации с домом, очагом, уютом. Получается своеобразное объединение дня и ночи.
Кроме того, я лепил скульптуры из материала, который иногда называют тестом. И тогда я осознал, что в компьютере я тоже «леплю», но уже из другого теста — виртуального. Затем я расширил эту идею до масштаба мегаполиса: жизни людей и события тоже словно слеплены из теста, объединяющего реальное — материальное и виртуальное.
Сказочные виды Суздаля, его атмосфера, коллайдер на «куриных ножках», медиафрески внутри — для меня все это одновременно противопоставление и взаимодополнение, некая модель города будущего. А еще удивительно, что я сам стал тестом, из которого «лепилась» эта выставка. Я ощущал, что кто-то, превосходящий нас всех, также прикладывает к этому свою руку.
Что для вас означает понятие «живая материя» в контексте цифрового искусства?
Около 20 лет назад на фестивале мультипликации в Суздале шли жаркие споры о «живой» ручной анимации и «неживой» 3D-анимации. Позже я сам неоднократно задавался вопросом, является ли то, что я делаю, живым.
Сейчас я воспринимаю это так: все есть живая материя, просто одно кажется более живым, а другое — менее. Когда я создаю что-то, даже с помощью нейросети, я чувствую присутствие чего-то, что влияет на результат. Оно словно вливается в процесс, наполняя создаваемые ИИ-образы. Когда этого не происходит, получается полная ерунда, и я обычно переключаюсь на другие дела, ожидая, когда это присутствие вернется.
Диджитал отражает жизнь мегаполиса. Мы уже так живем — это данность. Но живее ли или, наоборот, менее живы жители мегаполисов по сравнению с жителями деревень и маленьких городов? Это открытый вопрос. Я вижу цифровую реальность как производное от человека, но не как первооснову. Так же и город не является частью природы — особенно современный. Возможно, это даже «вброс» цивилизаций, более развитых, чем мы, и как созидательных, так и деструктивных. Но в любом случае это тоже живая материя.
Как взаимодействуют технологии и традиционные художественные формы в ваших работах?
Традиционные методы и формы прошиты в моем подсознании, они стали основой, потому что я на этом вырос. Компьютер появился у меня только в 18 лет, и цифровая среда не окружала меня так, как нынешнее поколение. Позже у меня возник интерес к новым инструментам и способам самовыражения. Иногда они вступают в спор, но чаще дополняют друг друга.
Как вы видите будущее диджитал-искусства в музеях и общественных пространствах?
Меня очень интересует голография. Не фейковые трюки, которые мы видим сейчас, а настоящие голограммы — объемный движущийся свет, реально существующий в пространстве. Это может объединить все основные формы искусства, создать полную синестезию — мечту Скрябина, Кандинского, Клее.
Мне хочется думать и фантазировать об этом. А вот о том, что происходит с диджитал-искусством сейчас, думать не очень хочется.
Как проходила ваша арт-резиденция в Кидекше? Что повлияло на финальный образ выставки?
Я приехал с одним состоянием, продолжил в другом, а уехал с третьим. Думаю, сначала я привез с собой неосознаваемый мегаполисный психоз и хотел его выплеснуть.
Но потом я оказался в тишине — в белой медитации снега, храмов. Атмосфера начала со мной работать. Я заболел, несколько дней пролежал с температурой, словно сжигая этот психоз и «городской багаж». А затем продолжил работу уже более обновленным и чистым.
В самой Кидекше я создавал скульптуры. Они буквально рождались у меня в руках, росли сами собой. Я просто следовал этому процессу. Все это время рядом был храм, который я видел из большого смотрового окна. Его присутствие оказывало влияние на весь процесс создания выставки.
Финальный образ сложился уже на месте, когда я привез работы, и они сами начали «просить», куда их нужно поставить. Обсуждения с Андреем и его видение тоже помогли собрать окончательную композицию.
Какие технологии и материалы использованы в инсталляции «Диджитал-коллайдер»?
Видео создавалось в 3D-программе для моделирования и анимации Cinema 4D, звук для видео написал композитор Александр Белков. В белом зале звуковое сопровождение создал я сам с помощью нейросетей. Большая картина — это принт. Скульптуры сделаны из воздушной, застывающей глины с использованием цветных хомутов, липучек для проводов и каркасов из различных материалов.
Как создавались саундтреки на основе ИИ, используемые для сопровождения статичных объектов? Как они влияют на восприятие работ?
Я около года работаю со звуком в нейросетях и накопил множество наработок, звуковых сочетаний. Я представлял, какое состояние хочу передать в этом зале, и подбирал звуковые фрагменты, которые ему соответствовали. Затем дорабатывал их с нейросетью до нужного состояния.
Звук усиливает восприятие изображения, создает дополнительный объем, движение. Когда зритель смотрит на скульптуры и большую картину, они начинают оживать, вступая в диалог друг с другом и с самим зрителем.
В пресс-релизе упоминаются Малевич, Кандинский, Филонов. Как они повлияли на вас?
Сильно. Как и многие другие художники. На «Формулу весны» Филонова я периодически хожу в Русский музей — покупаю билет, смотрю только на нее, не отвлекаясь на другие работы, и ухожу. Так воздействие ощущается сильнее.
Кандинский для меня всегда движется и звучит. Он заложил основы всего аудиовизуального искусства, которое существует сегодня. Малевич поражает масштабом цельного проживания образа художника и тем, как он воплощал этот образ в жизни.
Как «Диджитал ТЕСТО» соотносится с идеями русского авангарда и футурологии?
Скорее, я опираюсь на то, на что опирались сами авангардисты: мощнейшее народное искусство — полное силы, мудрости, желания жить и радоваться жизни. Гениальное по форме и смыслу. Авангардисты взяли из него лишь малую часть, но, конечно, их влияние тоже присутствует.
Футурология для меня — это стремление к объединению, коллективной трансформации сознания, единению каждого с самим собой, с чем-то большим. Или хотя бы с «заводскими настройками».
Есть ли конечная цель у вашего художественного пути? Если есть, то в чем она состоит?
Иногда я думаю, что творчество возникает не из целостности и счастья, а из поиска их.
Я представляю, что однажды преисполнюсь настолько, что просто буду жить в своем доме с большим садом, выращивать помидоры и яблоки, бесконечно созерцать. И у меня больше не будет потребности сотрясать эту красоту и гармонию своим вмешательством.
