В беседе с снователем проекта ART FLASH Эмилией Манвельян.
Есть ощущение, что ты знаешь всю московскую арт-тусовку. Как так получилось?
Это длинная история. Лет десять назад я работала в девелоперской компании и поняла, что устала от рутинной деятельности. Я решила вернуться к истокам – вспомнить о том, что любила в детстве. А нравилось мне собирать и сортировать музейные открытки с репродукциями картин – я их рассматривала, «женила», подбирала пары. Это была своего рода игра. Когда я о ней вспомнила, то начала искать подходящую образовательную программу в университете. Я пошла в МГУ на программу MBA по направлению «арт-менеджмент» (сейчас программа не реализуется – прим. ред.). Там собралась звёздная плеяда преподавателей: Иосиф Бакштейн, Василий Церетели и Андрей Ерофеев. Последний приводил к нам многих современных художников – сейчас их уже можно считать классиками.
Кто у нас только не читал лекции! Марина Лошак вела у нас курс по выставочной деятельности. На тот момент у неё была образцово-показательная галерея «Проун» на Винзаводе. Мы с ней плотно общались – она выступала для меня в роли Esthetic Nazi («Эстетический нацист»), и её взгляд всегда был для меня очень важен.
В какой-то момент к нам пришла читать лекцию Милена Орлова, которая была главредом «Арт Хроники» – на тот момент единственного медиа про искусство. Моя однокурсница пошла туда директором, и я ушла следом – на позицию менеджера партнёрских проектов. Так и попала в мир современного искусства – выстраивая множество новых связей и поддерживая старые университетские. Затем меня пригласили в The Art Newspaper Russia на должность директора по маркетингу, которую затем я занимала 2,5 года. Тогда арт-круг в России был очень закрыт, искусство было таким «сектантским» занятием, и познакомиться со всеми получилось довольно быстро.
Почему ты решила открыть свой музейный магазин?
Я хотела изменить ситуацию с музейными магазинами в России. Я очень любила посещать музеи по всему миру, и меня ужасно раздражало, что в наших музеях сервисы либо отсутствуют, либо находятся в зачаточном состоянии. Мне всегда была важна вот эта «светская» составляющая посещения музея. Я даже писала диплом по магазину одного из музеев, но, когда попала в эту среду, поняла, что совершенно ничего не смогу сделать. Во-первых, в музеях есть очень инертные люди, которые давно не проявляли инициативу и вообще законсервировались, как экспонаты вокруг них. Во-вторых, законодательство не приветствует нововведения. За исключением частных музеев, на которые не распространяются финансовые ограничения, связанные с бюджетом.
«Я претендую на то, что у меня есть вкус и видение, которым мне очень хочется поделиться с огромным количеством людей»
Лена Крылова
В начале ты работала одна: сама нанимала новых подрядчиков, художников, договаривалась о коллаборациях?
Весь ассортимент, который продавался в магазине Музея Кремля на выставке Генри Мура, – это было полностью моей подборкой, первой пробой пера. Я делала её параллельно с тем, как работала в медиа, потому что так и не отказалась от работы по найму.
Потом открылся магазин «Шалтай-болтай», и, когда одна из его учредительниц эмигрировала, мне предложили стать директором по развитию. На самом деле, тогда я вела всю внешнюю линию – выставки, мероприятия. У нас была сильная сформированная команда, и я не могу сказать, что всё делала единолично. У нас были даже заказы от Московского форума культуры, мы делали наборы сувениров под мероприятия, а потом всё это в одночасье свернулось + кризис + повышение арендной платы в ГУМе. Стало понятно, что продолжать было невозможно. Несмотря на это, с этим проектом я провела один из лучших и самых интересных периодов моей профессиональной жизни.
Что было дальше?
Я поехала заниматься маркетингом во французский сад под открытым небом. Это тоже очень красивая история, которую я очень люблю.
Есть шикарный сад в Нормандии, он называется «Сады Этрета». Это земли, которые принадлежат двум садовникам – в 2014 году они эмигрировали из России в Европу и начали делать публичные сады. Они открываются для посетителей как музей, продают входные билеты. В этом саду Этрета было то, что я очень люблю – это современное искусство со всего мира. На мне был пиар проекта, социальные сети и открытие сезона.
На открытие сезона я пригласила художника Сашу Фролову, чтобы она сделала в саду перформанс на три дня. Она создала совершенно сногсшибательные надувные костюмы, выглядевшие настолько крышесносно и так сочетающиеся с формами сада, что, когда мы репетировали, я сняла маленькое видео на 10 секунд, отправила ей, и она запустила его у себя в Instagram. В итоге мы насчитали 2 млн просмотров! Я думаю, что это был мой самый большой успех как продюсера.
После открытия сезона какое-то время я там ещё проработала, а потом вынуждена была уйти. Тогда я консультировала коллекционеров современного искусства и собирала для них работы, то есть работала как арт-консультант.
Они принимали своё решение о покупке, потому что доверяли твоему мнению?
Они доверяли мне, но в то же время им должно было нравиться то, что я предлагала. Я заранее знала о том, что кому нравится, отбирала работы, отправляла им и так пополняла частные коллекции.
Искусство в России продаётся плохо. Любой галерист, помимо основной деятельности, вынужден заниматься чем-то ещё – или он открывает галерею, уже имея что-то за спиной, или, например, развивает образовательные темы.
Когда в 2018 году на Cosmoscow я познакомилась с Надей Зиновской и Леной Белоноговой (основатели CUBE.Moscow – прим. ред.) я знала это и была скептически настроена к идее сделать что-то «как Cosmoscow», только на круглый год, да ещё и с магазином. Однако в итоге я очень довольна, что мы открылись именно там. В моём магазине можно сделать себя причастным к искусству – я знала, что там будут покупать люди, которые уже подготовлены внутренне и понимают, что они идут на выставку современного искусства, чтобы увидеть там что-то необычное. Они не боятся увидеть в магазине обнажённые тела и что-то другое, что я поощряю, потому что мне не нравится эта несусветная цензура на эротическое, которая абсолютно лишена всякой логики.
«Я бы улетела в космос, если бы не заземлялась»
Лена Крылова
Твоё профессиональное чутье когда-нибудь обманывало тебя?
Есть несколько разочарований, но вообще в 90% случаев – нет. Я редко промахиваюсь. Вообще, эта игра – очень тонкое балансирование между моим уже достаточно испытанным, наработанным вкусом и общественным, более расслабленным. Это очень интересно, азартно и увлекательно.
Было ли такое, что к тебе приходил художник или подрядчик и предлагал что-то, что твою цензуру не проходило?
Конечно, было очень много попыток предложить порнографические иллюстрации. У меня есть идея развивать тему эротической иллюстрации. Я думаю, что в этом мире безумия, наклеек, цензуры, закрытия, желания окутать статуи в музеях – среди всего этого маразма должен быть мой тоненький маленький голосок.
Как ты оцениваешь современный арт-рынок: он такой же как 10-20 лет назад или всё-таки завеса приоткрывается?
Никогда не было прямо «завесы». 90-е годы были абсолютно лихими, сумасшедшими – много свободы, много голого тела, стоит только вспомнить клипы и рекламу тех лет. Потом произошёл откат, и это нормально. Общество должно так двигаться, это поступательное движение.
В этом смысле я выберу не традиции, я выберу это движение, безусловно. Я показываю какие-то картинки «18+» регулярно. Мне поэтому и нравится ваша коллекция BODY, потому что это абсолютно соответствует повестке, бодипозитиву и какому-то новому взгляду на эти картины.
В чём проблема нашего арт-рынка, на твой взгляд?
Если посмотреть социологические исследования, то выходит, что покупают сейчас люди, которые уже достигли пика своего благосостояния, они ещё «советские» по сути своей. А советские люди – это не те, кто покупает искусство. Они смотрят, подпитывают свой культурный бэкграунд. Но когда-то, лет через десять, это изменится.
Тебе не кажется, что проблема в том, что у людей не остаётся денег на арт? Хотя они им интересуются.
Конечно, уровень жизни низкий. У нас арт – это предмет роскоши, и так будет, пока люди, имеющие максимально возможный доход, являются «советскими», у нас не будет никакого расцвета. Количество художников, кураторов, галерей – все зависит только от этого спроса. Оно не зависит от предложения.
Как ты формируешь ассортимент для магазина?
Я беру в магазин треть от потока предложений, который вижу. Этот поток состоит из двух частей: того, что мне присылают и того, что я регулярно отсматриваю. Я постоянно смотрю, что происходит в социальных сетях – Instagram, Facebook, страницы моих друзей. Я работаю для таких, как они – придирчивых потребителей качественного культурного продукта, это моя основная категория людей в этой сфере.
У тебя есть любимые вещи из ассортимента?
У меня любимое – всё новое. Что-то новое появляется – я это сразу начинаю любить. Мне нравится коллаборация, которую мы организовали с девушками RIGRAISER. Они берут старые вещи хорошего качества в магазинах секонд-хенд и доделывают их вместе с художниками. С Олей Орнатой они недавно сделали потрясающие рубашки. Это очень красиво. Вот такую рубашку я бы носила.
Что бы ты добавила к магазину, если представить, что нет никаких ограничений?
Книги – обязательно! Но ещё я бы расширила моду, безусловно. Вот все вещи которые у меня сейчас есть, ты можешь надеть, и тебе скажут, что ты человек «артовый», человек, который понимает, что вообще такое современное искусство и визуальная культура.
Можно ли сказать, что твоя целевая аудитория – это люди, которые хотят выделиться?
Безусловно. Это люди, которые хотят через свой имидж, свой внешний вид сигнализировать другим людям, что они необычные. Это те, кто любит, ценит и знает современное искусство.
«Считается, что, когда тебе 30 или 40 лет, уже сложно заводить новых друзей, но мир искусства полностью это опровергает»
Лена Крылова
Если говорить о нашем арт-рынке, какие проекты, галереи или галеристы и художники тебе нравятся?
Мне очень нравится кураторская работа «Архстояния» (фестиваль лэнд-арта и ландшафтных арт-объектов в парке «Никола-Ленивец» – прим. ред.) – это что-то новое, но отсылающее к русским былинам и русской истории. У них всегда прекрасный набор искусства: и на детском «Архстоянии», и на взрослом, я езжу туда за идеями.
Я слишком близко общаюсь со многими галеристами, чтобы кого-то выделять. Почему ещё сложно работать в искусстве и превращать это в бизнес – это очень личная работа. Если знаешь человека, того же галериста, то ты со временем понимаешь, почему он это показывает, что это проявление его позиции и внутреннего мира.
Если ты близко обещаешься с кем-то из художников, как вы обычно проводите время?
У меня есть ближний круг художников, с которыми я дружу. Считается, что, когда тебе 30 или 40 лет, уже сложно заводить новых друзей, но мир искусства полностью это опровергает, потому что у меня так много общего с людьми оттуда, что стать друзьями становится легко.
Когда ты попадаешь в эту среду, походы на вернисажи заменяют отдельные встречи. Можно потом идти ещё в бар и так далее, но, как правило, одного вернисажа уже достаточно. Получается, что для такой дружбы и такого общения совершенно не нужно ещё куда-то ходить – просто идёшь на вернисаж, встречаешься там с друзьями и обсуждаешь новости.
Ты много ходишь на выставки, и тебя сложно удивить. Когда последний раз у тебя был вау-эффект от выставки?
С точки зрения удивления мне очень понравилась в Амстердаме site-specific (от англ. работа, сделанная специально для конкретного места) инсталляция Рохаса в Oude Kerk (храм в Амстердаме — прим. ред.). Рохас сделал инсталляцию про историю церкви, но как будто бы увиденную из космоса инопланетянами, как будто бы они пытались воссоздать нашу цивилизацию. Прямо в церкви были окопы, как бы намекающие на то, что церковь всегда была убежищем во время воин. Там были удивительные звуковые инсталляции, собранные из совершенно разных источников, свидетельствовавших о мировой цивилизации. Церковные люстры были спущены вниз и выглядели как кострища – то есть ты как бы попадаешь в церковь, в которой был сотню раз, но оказываешься в окопах с этими кострищами. Я очень люблю такие погружения.
Однажды я испытала вау-эффект в ангаре Бикокка в Милане, где была инсталляция Анселя Кифера. Кифера привозил также Эрмитаж, когда делал работу про Хлебникова, но в музейных залах это всё выглядит не так, как в пространстве, спланированном для современного искусства, с семью Киферовскими башнями – тотальной инсталляцией. Это было очень сильное переживание, мощное художественное высказывание. У нас мало такого рода искусства, я даже не могу вспомнить, когда последний раз у нас в Москве я могла чем-то таким наслаждаться.
Выставка «Пусть счастливая звезда сияет в высоте», которая была в ГУМ-RED-LINE на Новый год, была твоим первым кураторским опытом вне Cubed Art Shop?
У меня был опыт и до этого, но такое большое выставочное пространство и в таком старинном здании как ГУМ – это было в первый раз. Мне надо было связать разноплановые объекты, выполненные в разных медиа. В ГУМ пришло масса народу, и мне нравится, что люди ходили, дискутировали и что я впервые собрала вот этих 17 художников. Они действительно большие профессионалы и однозначно войдут в историю искусства.
Этот проект был коммерчески выгодным для тебя?
У меня не было задачи продать. Всё-таки задача продаж лежит на галерее. Я переживала за продажи как человек, который хотел, чтобы художникам было приятно. В конечном итоге, когда делаешь выставку в таком месте, как ГУМ, и для такой массы людей – очень важно, чтобы было эффектное шоу. Шоу получилось, и с этой задачей мы справились.
Фото: архивы пресс-служб
Ты уже работала с зарубежными художниками?
У меня была масса идей, как это сделать, но я вижу, что нашим художникам ничего не хватает. Я думаю: «Что я буду привозить и показывать иностранцев, если наши прекрасные талантливые художники могут выступить достойно?». Я хочу поддерживать их. Пока что я не могу решиться на какую-то ярмарку за рубежом, потому что участие в ней стоит очень дорого, я не могу себе это позволить. У меня много идей, кого я могла бы позвать.
С какой ярмарки ты бы начала?
Мне очень нравятся европейские ярмарки и фестивали искусств, приуроченные ним, как в Амстердаме, Роттердаме и в Вене. На самом деле, там нет таких магазинов, как мой. Я очень хочу открыть там что-то похожее. Я вижу, что там есть обеспеченные люди, которые покупают искусство, похожее на то, что я могла бы продавать.
О чём ты мечтаешь?
Если мечтать свободно, я была бы идеальным меценатом. Я очень хочу иметь возможность грамотно тратить деньги на арт и культурные инициативы, которые бы прозвучали и остались на века. У меня есть этот талант, но я вынуждена все-таки заземляться и быть «коммерсом». Это вынужденная мера. Я бы улетела в космос, если бы не заземлялась.
Когда ты закрываешь глаза, что ты видишь?
Я вижу некий фонд, который занимается публичными инициативами – уличные перформансы, паблик-арт. Меня интересует массовость. Я претендую на то, что у меня есть вкус и видение, которым мне очень хочется поделиться с огромным количеством людей. Я считаю, что деятельность в публичной арт-сфере – лучший способ для этого. Давать гранты, отбирать, договариваться с площадями, менять объекты.
Если формулировать мечту о моём будущем, я хочу качественно и профессионально распоряжаться средствами в пользу художественного процесса и в пользу истории искусств. Я хочу оставить след. Но, даже если этого не случится, пусть художники оставляют след, и я буду этим довольна.
