Двери показались нам верным выбором не только из-за провенанса — они были обнаружены во время этнографической экспедиции в 2005 году, — но и благодаря своей символике. Эти двери когда-то вели в дом. В дом, который, возможно, был разрушен. В дом, который покинули. Или в дом, в который больше не вернулись. Поэтому было особенно символично выбрать именно этот экспонат.
Помимо дверей из Тульчина, мы выбрали съемные щиты потолка веранды-сукки. Такие потолки очень редки — их тоже нашли во время этнографической экспедиции в Винницкой области. Они часто уничтожались новыми хозяевами домов при каждом ремонте, поскольку их религиозные функции были уже непонятны.
Какой путь они проделали, прежде чем попасть в коллекцию Еврейского музея и центра толерантности?
Некоторые предметы еврейского материального наследия сохранились в большом количестве, а некоторые — чрезвычайно редки. Любопытно, что самым массовым предметом еврейского искусства является мацева — надгробная плита, поскольку еврейские кладбища зачастую сохранялись даже после исчезновения еврейского населения из населенного пункта. В то же время старинные предметы одежды — большая редкость из-за недолговечности материалов. Элементы жилого интерьера — тоже редки, и их поиск и сохранение стали важным направлением в еврейских исследованиях.
Для этого организуются специальные экспедиции, в ходе которых исследователи ищут такие реликты и сохраняют их для будущих поколений. Во время одной из таких экспедиций в 2005 году была найдена деревянная входная дверь из Тульчина. В этом небольшом городке в Подолии, на территории современной Украины, когда-то жила большая еврейская община. И главное — там уцелели дома с элементами еврейского декора. Тогда и была найдена эта дверь, ныне установленная в музее. На ее еврейское происхождение указывают частично стертые изображения львиных голов — символов колена Иуды. Дверь выкупили у владельца и перевезли в музей, где она стала частью экспозиции.
Какие истории о потерянном искусстве есть ещё в вашем музее?
Однажды я, Андрей Лихацкий, ездил подписывать документы о дарении. Женщина, подписав их, сказала, что у нее есть «картинки с евреями» — и вручила мне пакет с несколькими рисунками. На них действительно были сцены из еврейской жизни. Стиль показался мне знакомым. Когда мы начали снимать рамы, то на обороте обнаружили надписи на идише.
Благодаря этим надписям удалось установить авторство — рисунки принадлежали известному художнику и иллюстратору Менделю Хаимовичу Горшману. Надписи были сделаны рукой его жены — Ширы Горшман, которая, вероятно, раздавала работы друзьям и знакомым перед их эмиграцией в Израиль в 1991 году.
Таким образом, несколько ценных иллюстраций известного еврейского художника долгое время хранились на шкафу в обычной квартире — и, в конце концов, обрели свой дом в нашем музее.
Расскажите, как чаще всего искусство «теряет свой дом»?
Чаще всего искусство теряет дом при наследовании. Есть расхожая фраза: «память живет три поколения» — и в отношении предметов это действительно подтверждается. Типичный путь вещи в музей выглядит так: после смерти старшего родственника остаются семейные архивы, не слишком интересные наследникам, и они стараются отнести эти предметы в музей.
Есть и другой путь — более осознанный. Многие люди в старости начинают интересоваться семейной историей, разбирают архивы и с удивлением открывают, что их близкие прожили насыщенную жизнь. Но часто оказывается, что передать эту память некому — из-за одиночества или отсутствия интереса у младших поколений. И тогда такие люди стремятся передать предметы туда, где они будут сохранены.
Есть и третий сценарий: в семейные архивы попадают предметы, не относящиеся напрямую к этой семье — вещи знакомых, дальних родственников, друзей. Так, в нашей коллекции оказался фотоальбом студента Московского педагогического института, который добровольцем ушел на фронт в 1941 году и погиб. Перед уходом он передал альбом на хранение однокурснице. Она хранила его как память, но когда умерла и она, альбом оказался никому не нужным. Его передали музею, потому что в нем уже не осталось той личной памяти, которая делает вещь ценной. Люди часто избавляются от таких «лишних» предметов — и если не отдают их в музей, то просто выбрасывают. Это еще раз доказывает: ценность искусства — не только в нем самом, но и в истории, которую оно хранит. Без этой истории вещь рискует остаться без дома.
