«Алгоритмы познания в AZ/ART»: как арт-институции экспериментируют с форматами? 

Представьте себе летний интенсив для куратора, художников, зрителей и команды музея, где сменяются авторы и выставочные концепции. Именно такое событие сейчас проходит в Центре современного искусства AZ/ART. 

C 5 июня по 31 августа в пространстве проходит фестиваль-интенсив «Алгоритмы познания». Концепция проекта — сменяемость экспозиции в рамках каждого месяца лета, всего в AZ/ART пройдут девять выставок художников. Участниками первого этапа экспозиции стали Платон Инфанте, Валерий Гриковский, Юлия Клопова и Лилия Педак, куратор фестиваля — Александр Дашевский. Мы поговорили с ним и авторами первой экспозиции интенсива об идее проекта, потенциале формата и темах трех выставок. 

Александр Дашевский, куратор проекта

Как сформировалась идея создания формата быстрых выставок? 

Я очень люблю такие процессы, где ты быстро видишь результат своей деятельности. Это помогает бороться с отчуждением и апатией. Нынешний фестиваль устроен как раз так: небольшие непродолжительные выставки с одной стороны, с другой стороны они позволяют представить публике автора (который иначе ждал бы этой возможности неопределенно долго), дают ему возможность высказаться. Ну а ЦСИ АZ/ART при этом каждый раз работает с полной выкладкой: концепция, текст, архитектура, свет, пиар, полиграфия… Таким образом мы становимся ближе к ритму художественной жизни (созрел проект — и вот он в зале) и, одновременно, ускоряем его. Каждый, созданный для художника институциональный предлог и вызов важен – он позволяет зафиксировать мысли и собрать рассеянный творческий процесс в определенной точке, осмотреть, сделать выводы…

С какими вызовами вы столкнулись при разработке программы фестиваля-интенсива?

Пока все чинно, четко и штатно. Уверен, так будет и дальше. У ЦСИ АZ/АRT сформировалась прекрасная команда, способная оперативно решать любые выставочные задачи и ловко реагировать на изменения. Это редкая мобильность и гибкость для большой институции и также подарок для художника и куратора. В этом скрывается возможность творить практически до момента открытия.

По какому принципу отбирались художники для выставочных проектов?

Единственный принцип — зов сердца и доверие течению художественной жизни.

Какие темы вы стремились затронуть, отбирая темы выставок?

Темы задают сами художники. Моя задача как куратора в этом фестивале — расставить в расписании проекты, подумать, как они работают вместе и, не пускаясь в грубые обобщения, постараться описать то, что получилось. Также обеспечить художникам максимально комфортное взаимодействие с институцией. И наоборот.

Вы отмечаете, что одна из задач фестиваля — обратить взгляд зрителя на художественные практики, не получившие должного внимания. Почему вы считаете это важным?

История современного отечественного искусства сейчас перестраивается и пробует разные новые способы самоописания, самоисследования, самоархивирования. Мы — одна из таких «точек роста» и «лабораторий».

Как художественные практики участников проекта раскрывают идею изменчивости, непостоянства и постоянных перемен?

Практики участников проекта принципиально разные. Искать в них одно общее – задача не интересная и не продуктивная. Но, проживая те самые неустойчивость и перемены, зритель может получить совет, поддержку или утешение, вглядываясь в логику и образность разных художников.

Какие советы вы можете дать гостям выставки, чтобы наиболее полно погрузиться в проект?

Читайте тексты, смотрите видео, любите художников.

Платон Инфанте, художник, автор проекта «Инструментарий»

Проект «Инструментарий» Платона Инфанте исследует взаимодействие виртуального и материального мира. Художник не стремится наделить цифровую часть проекта угрозой, поэтому делает ее полноценной зоной для творчества — пространство работы расширяется, но не искажается. Платон Инфанте не думает о стыке реального и виртуального как о границе, а ищет в этой форме новые возможности для высказывания.

В ваших работах цифровое пространство не спорит с материальным, а является его продолжением. Какую идею вы вкладываете в эту концепцию? 

Феномен виртуальных (как и любых иллюзорных миров) состоит, мне думается, в создании дубликата действительности. Сознание устроено каким-то таким образом, что стремится к своему отражению. Но эта ситуация мне видится не вопросом выбора между натуральным и виртуальным, а поводом к их взаимообогащению, если так можно сказать, взаимоизмерению.

Какие отличия вашего творческого метода вы можете отметить?

Особенность эксперимента устраиваемого между натуральным и виртуальным пространствами состоит в режиссуре события, способного к существованию на их границе. Или, другими словами, установки единого правила игры на два поля одновременно. Сказать еще проще — особенность в клее, как в метафорическом, так и буквальном смыслах.

Какое значение, на ваш взгляд, имеют ваши работы в рамках первого выставочного проекта фестиваля?

Мне судить сложно, но интересно, что несколько зрителей говорили о некой «маскулинности» моего «Инструментария». Я, конечно, творчество мыслю вне гендерных различий и для себя имею в виду, что речь, возможно, идет о некой тяге к структурности, к «удержанию прямой линии».

Валерий Гриковский,  художник, автор проекта «Минус-музей»

В проекте Валерия Гриковского переплетаются наука, конспирология, коллекционирование и собирательство.  «Минус-музей» — метафора человеческого сознания, в котором есть место фактам и мифам, систематизации и иррациональным суевериям. Проект выполнен в формате pinning art — художник структурирует хаотичные предметы по ячейкам, выстраивая собственную логику.

Как происходит собирание предметов для ваших выставочных проектов?

Специально предметы для выставочных проектов я не собираю, потому что имеются собственные запасы. Я большой, увлеченный коллекционер разного. У меня большие энтомологические, палеонтологические коллекции разных окаменелостей, ботанические коллекции: гербарии, шишки, плоды, – чего там только нет. Природные артефакты меня сильно влекут. Любой выезд заканчивается тем, что машина забита мешками со всякими интереснейшими и полезными вещами, над чем моя супруга очень иронизирует. Достаточно выехать на Белое море, как собирается целый пакет плавников, деревяшек, изъеденных червями и обточенных, как обмылки, которые море выбрасывает на берег. Они все красивой формы, белесые, пропитанные солью. Любое посещение берега моря или океана, Атлантического или Тихого, заканчивается двумя мешками ракушек и крабов.

Посещение степи, наоборот, приводит к тому, что собираются перекати-поля, стволики высушенных деревьев и так далее. Когда я делал инсталляцию для выставки в Иванове, я даже из мастерской не выходил: взял все артефакты из имеющихся в наличии. Когда я делал инсталляцию для «Минус-музея», я вспомнил, что у меня на верхней полке в пластиковом ведре лежат гнезда ос и шершней, и для своих целей достал это ведро с гнездами.  

Парадоксальным образом получается, что специального собирания для проектов не происходит. Все артефакты подбираются из уже заранее собранных вещей под конкретную идею, визуальные нужды.

Какие возможности и инструменты открывает pinning art для работы художника?

Название pinning art происходит от слова «pin» –– «булавка» и в представлении некоторых поклонников-искусствоведов – это искусство, поданное на энтомологических булавках, гвоздиках, в коробках или в каких-то ячейках, как проект «Минус-музей». Это искусство, которое нуждается в какой-то дополнительной подаче. 

Эта подача связана с научным языком, когда предмет препарируется, снабжается этикеткой и подается. Поэтому pinning art – это смешение художественных смыслов, потуг и научного языка. Он предлагает систему, в которой каждый артефакт или кусочек графики существует не сам по себе, а в определенной системе взаимосвязи. Он помещен в научную парадигму и через это приобретает некое новое качество.

В этом смысле pinning art — это дополненный научным подходом изобразительный язык. Для меня это как вопрос Моцарта и Сальери: принято считать, что они противоположны по своим методам. Моцарт — художник, а Сальери — исследователь, который не слышит целого, не ощущает гармонии, а стремится разложить музыку на звуки, анализировать, расчленить, осмыслить — и в этом процессе музыка теряет жизнь. Я пытаюсь объединить эти две позиции. И pinning art как методика, как мировоззрение, как художественно-научная практика, позволяет органично сочетать эти парадигмы.

С одной стороны, pinning art обогащает искусство, придавая ему новые качества и звучание. С другой — расширяет возможности науки, позволяя ей выйти за пределы узких рамок классического знания, увидеть больше, взглянуть на вещи с разных точек зрения. Мне кажется, сегодня это особенно актуально и перспективно.

Какое значение, на ваш взгляд, имеют ваши работы в рамках первого выставочного проекта фестиваля?

Исходя из того, что представляет собой pinning art, взгляд, который я предлагаю зрителю в рамках выставочного проекта «Минус-музей», — уникален, нетипичен для художника, и это хорошо.

Мы радуемся, когда познаем мир разными способами, и алгоритмы этого познания могут быть различными. Естественно-научный подход, стремящийся соединить искусство и науку, встречается достаточно редко — ведь для этого нужно быть человеком двух миров: представителем и мира искусства, и мира науки. Я как раз такой человек.

Проект «Минус-музей» интересен тем, что демонстрирует один из крайних пределов спектра в способах познания. А другой край, вероятно, может показать совсем иной художник — тот, кто, подобно Моцарту, «слышит музыку сфер» и передает ее, иногда даже не осознавая как. Таким образом, я расширяю границы алгоритмов познания — для зрителей, участников и коллег. И я надеюсь, что именно этот проект придает фестивалю нужную глубину и широту.

Юлия Клопова (совместный проект с Лилией Педак), «Несвязанные привязанности»

В проекте матери и дочери текстиль и керамика стали инструментом для межпоколенного диалога и осмысления семейных связей. Результатом творчества стали объекты, которые носят женские имена и рассказывают о чувствах, мыслях о тонкости и хрупкости родственных отношений.

Как вырабатывалась система вашей совместной работы как двух художников разных медиумов?

Наша совместная работа складывалась постепенно. Первым опытом стало панно «Дремучий портал» — именно в неем появились элементы, которые впоследствии легли в основу многих других работ. Моей главной идеей было вывести текстиль из плоскости в рельеф и найти визуальное соединение с керамикой.

Я просила маму плести определенные элементы или фактуры, которые она уже использовала в своих прежних творческих работах. Постепенно у нас формировался некий язык — своеобразный «словарь» общения. Я задавала техническое направление: например, фактурное полотно мы называли «древесной корой», вытянутый двухчастный объемный элемент — «лодочкой», а если нити «лодочки» зашивались внутрь, то получался «банан» или «кукуруза». Эти метафорические обозначения позволили структурировать процесс и заложили основу для модульного мышления в материале.

Процесс стал лабораторией форм. Он развивался как диалог между интуицией и техникой: иногда изначальный замысел требовал определенного приема исполнения, но нередко именно найденная фактура или объем задавали образ будущего объекта. Таким образом, «древесная кора» трансформировалась в объект «Гретта» (кокон), а из «бананов» родилась «Лора» Каждый раз мне было интересно соединить в одной работе разные материалы, будь то керамика, люминофор, металлическая сетка или стекло.

Какие возможности для раскрытия темы семейных связей дало сочетание керамики и текстиля?

Сочетание керамики и текстиля для нас было естественным. Мама в последние годы работала с текстилем в технике макраме, а я, окончив Санкт-Петербургскую художественно- промышленную академию им. А.Л. Штиглица, всю свою профессиональную жизнь посвятила керамике.

Но толчком к совместной работе стала жизненная необходимость: семь лет назад я перевезла маму с Алтая в Петербург. Мне было необходимо увлечь ее каким то интересным занятием. Так наше общее дело стало своеобразным мостиком общения, в котором соединились мамино ремесло и мои творческие поиски.

Для мамы это была возможность чувствовать свою нужность и быть частью творческого процесса. Для меня — новый материал, новый язык и новый способ говорить о близости, преемственности и доверии. Наши работы стали зеркалом этих тонких, личных связей.

Какое значение, на ваш взгляд, имеют ваши работы в рамках первого выставочного проекта фестиваля?

Думаю, можно описать значение следующим образом: Платон Инфанте — аналитический метод, Валерий Гриковский — интеллектуальное мифотворчество, я представляю рефлексивную философию, где искусство становится формой внутреннего диалога и наблюдения.