Интервью о силе воздействия искусства и о том, может ли NFT победить живопись.
Павел Климов – молодой художник из Иркутска, работающий в технике масляной живописи, создающий digital art и музыкальные треки. Будучи по образованию экономистом, он рискнул и нашёл себя в искусстве. За последние полтора года Павел поучаствовал в восьми выставках, последняя из которых прошла в октябре в петербургской галерее ERARTA. Его творческий путь начался с зарисовок в школьных учебниках и подростковых граффити, а сегодня продолжается на ярмарках современного искусства и персональных выставках.
В интервью для ART FLASH Павел рассказал о жизни современного неинституционального художника, собственном творческом методе, первых выставках и синтезе искусств.
Знаю, что ты не сразу пришёл в искусство, можешь немного рассказать, с чего начался твой художественный путь?
Я рисую с детства. В школе у меня была постоянная проблема: я не мог сдать в библиотеку учебники, потому что к концу года они были полностью покрыты рисунками, приходилось даже покупать новые. Когда я жил Иркутске, мы с друзьями организовали банду и создавали граффити. Это было очень интересно: желание самовыражаться смешивалось с адреналином.
Около двух лет назад я переехал в Москву и впал в ужасную депрессию, потому что Москва оказалась не такой прекрасной, как я ожидал. Тогда я пришёл на Курский вокзал и начал рисовать граффити. Естественно, меня поймали и сделали выговор, но отпустили. Это задержание дало мне понять, что я перерос подростковое бунтарство, и нужно быть серьёзнее. Я решил меняться: создать собственный стиль и «узаконить» своё творчество.
Как ты начал профессионально заниматься искусством?
Как раз после неудачного опыта с вокзалом я пошёл в музей: в Манеже тогда проходила выставка Фриды Кало и Диего Риверы. После её посещения я решил попробовать себя в масляной живописи.
По дороге домой купил холст, краски, кисти, но забыл про разбавитель. Я попробовал писать без него, пытался развести краски водой и, конечно, ничего не вышло. Я ужасно волновался и был буквально в состоянии аффекта: трогал масло, – оно не смывалось, начал прикасаться к стенам (их, кстати, потом пришлось ещё долго отмывать). Это был удивительный опыт, мне было страшно и одновременно интересно. Наверное, в этом и заключается сила искусства. С этого момента я понял, что хочу и буду писать маслом.
Во многом искусство было и есть институциональной историей. Как сегодня себя чувствует неинституциональный художник?
Мне кажется, что это самое сложное, с чем я столкнулся, когда начал писать картины и пытаться выставляться. Я постоянно подаю заявки на конкурсы и выставки, но люди, которые их отсматривают, часто предпочитают уже сложившихся художников с профессиональным образованием. На первые сто заявок я получил отказы.
В чём ты видишь стратегии развития и продвижения?
Мне сильно помогли соцсети, но, если хочешь развиваться, главное – ходить на выставки, фестивали, знакомиться и общаться, чтобы влиться в тусовку.
На мой взгляд, в твоих произведениях присутствует оттенок сюрреализма и наследия ХХ века. Это скорее формальное или философское обращение? Или ты не стремишься актуализировать диалог с наследием прошлого?
Идеи ХХ века, действительно, стали для меня важным опорным пунктом, причём не только из-за выставки в Манеже. Во время поездки в США меня поразил музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, когда я вышел оттуда, у меня текли слёзы. Особенно врезалась в память Лондонская школа: Френсис Бэкон, Люсьен Фрейд, Рон Китай. Мне нравится, как экспрессивно они работают с краской: пастозность, густые слои масла, тёмные контрастные цвета.
Во многих твоих картинах есть образ искалеченного человеческого тела, как он появился, что ты в него вкладываешь?
Ещё в начальной школе мне нужно было нарисовать открытку к какому-то празднику, и мой отец вызвался мне помочь. Он не очень хорошо рисует, но мы вместе начали придумывать забавных монстров. Я не помню, какой получилась открытка, но помню, как меня увлёк сам процесс. Так что любовь к искажённым формам я перенёс ещё из детства.
Сейчас мне часто снятся очень яркие сны, в них нет чёткого нарратива, но есть интересные персонажи. Это мой внутренний мир, который я стараюсь переносить на свои холсты.
Расскажи немного о творческом процессе, как рождаются твои картины?
В самом начале я много обращался к методу автоматического письма: просто запирался вечером в комнате, включал музыку, открывал бутылку вина и начинал воспроизводить образы, тут же возникающие в голове.
Сейчас, если у меня появляется какая-то идея для картины, я записываю её в виде текста, развиваю в небольшой рассказ, который потом становится фабулой произведения. Я никогда не делаю к своим полотнам наброски, иначе могу увлечься одной линией и начать её развивать. В такие моменты общая композиция и основная идея иногда теряются.
Вообще, чем больше картин я пишу, тем сильнее сталкиваюсь с проблемой нехватки инструментария, сказывается отсутствие специального образования. Поэтому я всё чаще задумываюсь о том, чтобы пойти учиться, получить живой художественный опыт.
Расскажи, как ты мыслишь цель своей деятельности, её смысл для себя и общества? На чём фокусируешься больше всего?
Для меня искусство в первую очередь стало спасением от очень глубокой депрессии: живопись меня из неё вытащила. Мои картины абсолютно аполитичны, они строятся вокруг загадки. Моя главная цель – сподвигнуть людей размышлять о себе.
Сегодня мы всё больше говорим об индивидуальном стиле художника. Что сформировало твой стиль? Может есть любимая галерея или знаковые имена?
Мой любимый музей – это музей Гуггенхайма в Нью-Йорке. Там я увидел так много всего и сразу, что сейчас некоторые места, куда я прихожу, не производят на меня впечатления. Говоря о Москве, выделю галерею искусства стран Европы и Америки ГМИИ, ещё люблю старую Третьяковку.
Из современного российского контекста назову три имени: Павел Пепперштейн, Виктор Пелевин и Борис Гребенщиков. Это люди, которыми я восхищаюсь, их творчество мне очень близко, во многом именно они сформировали моё мышление.
Несмотря на то, что ты начал позиционировать себя как художник недавно, ты уже успел поучаствовать в большом количестве выставок. Расскажи поподробнее, как ты организовал первую?
Когда появились первые картины, мне очень хотелось куда-нибудь попасть, чтобы меня увидели. Конечно, я испытывал синдром самозванца, но выставиться хотелось сильнее.
Первым опытом стала онлайн-выставка New Era! в London Art Gallery ArtNumber23, о которой я узнал из Instagram. Участие стоило 20 евро, и я решил, что нужно попробовать: подал заявку и прошёл отбор. Выставиться в Лондоне, даже в онлайн-формате, – это отличный старт для художника.
Эта выставка не сделала меня знаменитым, но главное – в тот момент все мои знакомые меня поддержали и поверили в моё творчество.
«Моя главная цель – сподвигнуть людей размышлять о себе»
Какой выставочный проект стал для тебя самым значимым?
Самым ярким и значимым опытом на данный момент является участие в ярмарке Art Russia 2021, это была моя третья выставка и самая большая победа в этом году. Нужно было не только предоставить работы, но и оформить стенд. Это прозвучит громко, но я искренне считаю, что у нас был самый крутой стенд на Art Russia. Я написал музыку к каждой живописной работе, и у нас были qr-коды, просканировав которые зрители могли послушать трек и полностью погрузиться в произведение.
Мы получили огромную зрительскую отдачу, это дало понимание, что моё искусство нужно, и я могу соревноваться с другими художниками.
Источник: Instagram @phtt_pk 
Источник: Личный архив Павла Климова
А самое яркое впечатление от процесса и результата?
Хочется рассказать о выставке в «Дробь 8» (Союз Художников). Во многом это была выставка-перформанс – картины создавались и развешивались непосредственно при зрителях.
За два часа мне нужно было создать работу размером 140 х 100 – достаточно большой масштаб для масляной живописи. Время кончалось, а картина была не закончена, мне срочно нужна была смысловая точка, что-то эффектное. Случайно под рукой оказался старый советский секундомер, тогда я нарисовал в центре холста круг и на скотч приклеил туда включённый секундомер. Так совершенно стихийно родилась очень глубокая метафора. Я отношусь к искусству как к магии. Если в момент творчества мне в голову приходит какая-то идея, то нередко она становится для меня сюрпризом.
Организовать выставку – это всегда финансовые расходы. Скажи, твои выставки сейчас окупаются?
На современном арт-рынке есть очень крупные игроки, с которыми, конечно, сложно конкурировать. Например, на Art Russia мы ничего не продали, зато продали после. Люди сначала смотрят, а потом через какое-то время пишут, интересуются ценой и покупают.
На данный момент для меня важнее всего создать имя, поэтому я стараюсь как можно больше участвовать в выставках и других мероприятиях, чтобы меня начали узнавать.
Ты помнишь, какая была первая проданная картина, и было ли тяжело с ней расставаться?
Это забавная история. У меня был день рождения, я купил холсты, акриловые краски и устроил с друзьями арт-вечер коллективного творчества. Я написал картину, выложил в Instagram, указал цену и забыл. А через несколько месяцев мне написала галеристка из Санкт-Петербурга и предложила купить эту работу и устроить персональную выставку. Это и была моя первая продажа: мой подарок себе на День рождения. Не могу сказать, что мне было жаль расставаться с картиной, скорее я был в восторге от сознания, что мои работы начали покупать и я двигаюсь в правильном направлении.
Как ты решаешь вопрос интеграции собственного искусства в коммерческую сферу, например, в дизайн интерьера или производство одежды?
Честно, сама идея интерьерной живописи мне не близка. Конечно, все хотят зарабатывать деньги, но, если художнику для этого нужно становиться дизайнером одежды или производителем товаров для дома, то это уже не искусство. Когда ты ощущаешь себя творцом и называешься деятелем искусства, не стоит опускаться до агрессивного маркетинга и создания безделушек, радующих глаз. Если я начну так делать, то сам себе не поверю.
Мы пробовали монетизироваться через производство мерча, потому что футболку легче продать, чем картину. Первая партия была всего 12 штук, её раскупили за день, вторая была больше, её тоже удалось полностью реализовать. Тем не менее, я не уверен, что сейчас готов продолжать этим заниматься. Всё упирается во время, я хочу писать картины, а не рекламировать одежду и раскручивать бренд. В противном случае у меня не останется времени на живопись.
Ты пишешь не только картины, но и музыку, что для тебя значит их сосуществование, и возможно ли объединить их в единый арт-объект?
На данный момент это моя главная идея, потому что музыка всегда была для меня очень важна. Сделать музыку основной деятельностью не получилось, и я решил интегрировать её в свои картины.
Я очень восприимчивый человек, моё настроение может измениться в зависимости от того, что я слушаю в конкретный момент. На мой взгляд, человеку всегда легче настроиться на восприятие, когда играет музыка. В сфере эмоций саунд работает сильнее и эффективнее, чем длинные описания на экспликациях. Поэтому я иду к тому, чтобы все мои работы экспонировались вместе с саундтреками. Главная трудность в том, людям неудобно сканировать qr-коды и слушать запись через динамик телефона, но мы пытаемся найти пути решения этой задачи.
У нас была выставка в пространстве Adept, для неё я предоставил работу «Смерть Симона де Монфора», посвящённую средневековому воину. В пространстве галереи мы реконструировали средневековый алтарь: подвесили огромное полотно на цепях, вниз положили сено, написали саундтрек, купили ладан и свечи. Хотелось достичь максимальной синтетичности произведения, воздействовать на все каналы восприятия – это была полноценная инсталляция, как 5D-театр со звуком и запахом.
Испытываешь ли ты воздействие карантинной действительности на твоё творчество?
Да, конечно, и очень остро. У меня уже есть два зарегистрированных NFT, я стараюсь интегрировать своё творчество в виртуальную реальность. Тем не менее, я очень люблю работу с материалом.
Мой любимый запах – это запах разбавителя, многим людям он кажется отвратительным, а меня успокаивает. Самое страшное, что со мной случилось – это полное исчезновение запахов во время болезни коронавирусом. Я пришёл домой и понял, что не чувствую запах разбавителя, это был шок. Полтора месяца я вообще не подходил к холсту и не понимал, что со мной происходит, это было ужасно.
Могу сказать, что, несмотря на всеобщий восторг по поводу внедрения технологий в искусство, осязаемости картины для меня гораздо важнее, а любое электронное изображение – это всего лишь пиксели. Можно провести параллель с интернет-общением: даже самая долгая и тёплая переписка вряд ли сможет заменить живую встречу.
Последний вопрос о ближайших проектах: где планируешь участвовать или в чём очень бы хотелось? Вообще какие дальнейшие творческие планы?
Сейчас мне предложили снова участвовать в Art Russia, но это сложный вопрос, всё-таки в прошлый раз мы не реализовались финансово, пока думаю об этом.
Я постоянно подаю заявки на различные проекты. В первую очередь я стремлюсь общаться с людьми и обсуждать своё искусство – хочется попасть в открытые студии на Винзаводе или в студии MaxArt. Истина рождается в диалоге, невозможно быть запертым, как принцесса в башне, тогда теряешь актуальность.
