18 сентября в «ГЭС-2» стартовал «Фестиваль обретенных фильмов». Киносмотр в Доме Культуры становится ежегодной традицией, а в этом году он приобрел новый тематический фокус — посвящен фильмам, которые прошли долгий и непростой путь, чтобы снова встретиться со зрителем.
Мы поговорили с куратором фестиваля и кинокритиком Денисом Рузаевым о том, как формировалась программа этого года, и обсудили один из ее ключевых фильмов — «Безумная любовь» Жака Риветта. Эта лента давно окружена ореолом мифа: считавшаяся почти утраченной в пожаре в 1974-м, она обрела вторую жизнь благодаря недавней реставрации в 2023 году. В разговоре мы выяснили, почему фильм стал переломным для французской новой волны и каким образом он продолжает влиять на кино сегодня.
Как Вы выбирали тему фестиваля?
После того, как в прошлом году мы провели «Фестиваль единственных фильмов», было логично перейти от нагнетания драмы к катарсису. А что может быть более катарсическим, чем обретение чего-то недоступного, исчезнувшего, необычного? Так темой этого года стал феномен обретения в кино — и разных вариантов понимания этого определения, от находок долго считавшихся утерянными фильмов и чудесных реставраций картин, которые нельзя было увидеть в задуманном авторами виде, до совсем новых лент десятилетиями молчавших классиков режиссуры или открывающих новые горизонты для кинематографа дебютантов.
Были ли сложности с формированием программы фестиваля?
На наших фестивалях в «ГЭС-2» классическое кино сосуществует на равных с современным. Если с обретенными классическими фильмами сложностей не возникало (таких историй о непростой судьбе великих картин множество), то применительно к современному кино нужно было определить рамки понятия «обретенности». Пожалуй, единственная трудность заключалась именно в этом кураторском решении. Но, как мне кажется, мы нашли подходящие фильмы: это и работы режиссеров, не снимавших около 30 лет, и картины авторов, возвращающихся к материалу полувековой или даже вековой давности, и новые ленты современных мастеров, трансформирующих свой стиль, и глубоко личные дебюты, в которых собственный опыт переплавлен в материю кино.
В рамках ретроспективной программы фестиваля 27 сентября пройдет показ фильма «Безумная любовь». В центре сюжета группа телевизионщиков, которая снимает, как режиссер Себастьян готовит к постановке «Андромахи» Расина. Эта картина стала воплощением риветтовского кино, где сценарий пишется на съемочной площадке, а события происходят сами по себе.
Через что прошел фильм «Безумная любовь», прежде чем попасть в фестивальную программу?
На протяжении десятилетий «Безумная любовь» Жака Риветта была скорее мифическим шедевром, чем реальным — его просто нельзя было увидеть. Один из самых радикальных фильмов французской новой волны, переломная работа для самого Риветта, освободившая его от ориентира на конвенциональные формы и сюжеты, «Безумная любовь» столкнулась с трагедией: оригинальный негатив сгорел в пожаре, а все остальные существовавшие копии существенно уступали ей в качестве изображения. И даже их показы были редкими, чаще всего проходившими в Америке. На домашних носителях фильм и вовсе был недоступен: в сети ходили лишь блеклые, чудовищного качества сканы уровня потрепанных VHS-кассет. К счастью, в позапрошлом году свет наконец увидела чудесная, возвращающая этому фильму его первозданный облик реставрация. Ее мы и покажем на фестивале.
Как Вы считаете, кто/что главный герой фильма «Безумная любовь»?
Сам кинематограф, конечно же — иначе зачем было бы Риветту вводить в сюжет съемочную группу, которая снимает документальный фильм в фильме, посвященный работе героев над пьесой Расина. Мятежная материя кино здесь влияет на происходящее не меньше общественных и частных драм Франции конца 1960-х.
Какого отклика на фильм Вы ждете от зрителей? Чем картина будет интересна?
Это настолько многогранное кино, что любой отклик имеет право на жизнь. Я лишь надеюсь, что зритель рискнет отправиться вместе с нами в это киноманское приключение. А приключение «Безумная любовь» гарантирует довольно головокружительное: в этой истории разрыва бурных отношений между работающими над пьесой супругами — режиссером и актрисой — уживаются и 16мм, и 35мм; и тщательно выстроенные мизансцены, и актерская импровизация; и почтенная театральная классика, и острая реакция на проблемы современности; и вечные философские вопросы, и сиюминутные теории заговора. Но прежде всего — «Безумная любовь» — это пример увлекательной режиссерской игры с медиумом кино, в которую Риветт пускается, на глазах меняя правила. Это французская новая волна в ее самом дерзком и гипнотическом проявлении.
Трюффо был убежден, что именно благодаря Жаку Риветту во Франции 1970х годов на свет появилось новое кино. «Трюффо также говорил, что в банде отпетых фанатиков, составлявших новую волну, Риветт был самым отпетым фанатиком — а значит, шел дальше всех в своих исследованиях пределов языка кино и в путешествиях за эти пределы, — считает Денис Рузаев. «Пожалуй, мало кто из великих режиссеров в истории был настолько свободен в своем подходе к кинематографу: его фильмы то напоминают борхесовские лабиринты, то вдруг поражают почти ослепительной ясностью сознания».
К какому жанру Вы бы отнесли этот фильм?
Самое очевидное определение — кино о кино. Но стоит смотреть Риветта, чтобы напоминать себе, что жанровые рамки могут быть лишь отягощающей условностью и их стоит время от времени ниспровергать. Как и любое другое устойчивое понятие.
О чем этот фильм для вас?
«Безумная любовь» — фильм разнообразных раздвоений: от двоих персонажей-режиссеров до контрастов визуальных. Но, пожалуй, главное здесь — тонкая разделительная полоса между любовью и ненавистью, разумом и безумием. Смотреть за тем, как, каждый по-своему, герои балансируют на этой грани, пожалуй, даже увлекательнее, чем за переменами отношений между ними.
Этот фильм был удостоен приза Сазерленда Лондонского кинофестиваля 1969, но был ли он популярен у зрителя?
Не думаю, что Риветт стремился к популярности — очевидно, для него важнее была верность собственному видению. Поэтому это кино и не могло стать массовым, но зато оно не принадлежит лишь моменту своего выхода, а остается вневременной классикой, продолжающей вознаграждать каждого, кто с ним знакомится.
